Европа в пляске смерти - Страница 20

Не так-то легко было отыскать «министерство без портфеля». Я при этом попал даже в смешной просак. По меньшей мере трех ажанов спрашивал я о министребез портфеля. Но так как в мозгу моем сидел еще и министр труда, то четвертого я спросил о министребез работы, чем его немало насмешил. Смеяться-то он смеялся, но указаний мне не мог дать никаких. Отправился я в мэрию, оттуда в муниципальную полицию. Подозрительный субъект, прозванный «центральным комиссаром», очевидно долженствующий знать, где кто живет, глубокомысленно подумав, высказал наконец мысль, что мосье Жюль Гед должен жить в отеле «Байон». В отеле «Байон» мне сказали, что «министерство без портфеля» помещается там же, где и министерство общественных работ. Вот тебе раз! Исходить чуть не весь город и вернуться в то самое здание, откуда вышел! Однако и это оказалось неверным. Наконец, швейцар министерства догадался послать меня в префектуру. Действительно, «министерство без портфеля» устроилось там.

Я прошу, однако, читателей принять во внимание, что моя обмолвка насчет «министерства без работы» отнюдь не имела под собой почвы. По-видимому, в этом министерстве работают не меньше, чем в других. В четырех больших комнатах идет невообразимое щелканье пишущих машин и, не разгибая спины, что-то пишут, читают, считают многочисленные молодые люди. Жюль Гед, наверное, взял на себя большую и ответственную часть каких-либо непредвиденных задач правительства, потому что иначе, конечно, он не назвал бы своего нынешнего положения «боевым постом»…

Самое отрадное впечатление получил я при первом же взгляде на Геда. Последний раз я видел его года два тому назад. Он был желтый, как лимон, показался мне невероятно утомленным. Несколько слов, которые он сказал тогда, он выкрикнул фальцетом, ужасно волнуясь и жестикулируя с болезненной нервностью.

Ничего подобного теперь. Давно уже я не видел Геда таким здоровым, молодым и бодрым. Опять под его бровями горят эти добрые глаза. Опять развеваются его волосы, словно под ними проходит дыхание каких-то мощных веяний будущего, опять поражает сухой энергией линий это орлиное лицо, обрамленное внизу бородой пророка Ильи.

Говорит Гед с огромным увлечением, и сразу же становится ясным, что я не смогу использовать и четвертой части того, что он мне говорит, что притом придется использовать лишь четвертую часть, наименее интересную. Но и она, конечно, остается интересной.

...

«Все остается верным в нашем анализе, — говорит Гед. — Война имеет чисто экономический характер, ее внутренние причины вытекают из столкновения материальных интересов. Что бы там ни говорили, но Англия никогда не вступила бы в эту войну, если бы успех в ней не обещал ее буржуазии сохранения мирового господства на морях. Германия спровоцировала войну в момент, казавшийся ей наиболее удобным, потому что с ее быстро растущим населением, мощно развивающейся промышленностью она задыхается, хочет найти себе простор. Экономика — это, так сказать, генерал-бас истории. Германия вместе со своим экономическим владычеством несет господство грубых форм, в ней феодализм оказался невероятно живучим. Но война ведется и должна вестись со всей энергией для защиты стран и для нанесения решительного удара Германии».

Не все, конечно, верят в то, во что верит Жюль Гед. Но когда я смотрел в эти горящие глаза, следил за этими красноречивыми руками, рисующими что-то впереди, я невольно сознавал, что энтузиазм это подлинный, что передо мною совершенно убежденный человек.

«Киевская мысль», 16 декабря 1914 г.

У генералиссимуса Жоффра

15 журналистов, ездивших по приглашению генерального штаба на фронт, были приняты генералиссимусом Жоффром.

Большинство из них передает об этом свидании с напыщенным пафосом. Этот тон, конечно, понятен ввиду обуревающих французские сердца чувств, но как с художественной точки зрения, так и с точки зрения информационной он несомненно вреден. Больше всего равновесия сохранил сотрудник «Юманите» Фижак. Мне сдается, что он точнее всех уловил и характер, и обстановку приема, отметив некоторые тонкие черты, по-видимому сознательно опущенные другими.

Телеграмма Фижака послана из Нанси. Но само собою разумеется, неизвестно, где произошло свидание генералиссимуса с журналистами.

«Главная квартира, где поселился главнокомандующий, вовсе не труднодоступна. Вы удивились бы, если бы увидели, до чего проста и строга его внешность. Никаких шумно и торопливо куда-то спешащих офицеров, никакого ненужного и беспорядочного движения. Около узкой решетки один-единственный чиновник. Дальше двор с тремя или четырьмя солдатами, ожидающими поручений. В огромном ангаре стоит автомобиль, тщательно осматриваемый механиком. Затем другой двор, совершенно пустой, на который выходят окна двухэтажного дома. Из одного из окон устремляется в пространство сноп проводов. Мы всходим по широкой кирпичной лестнице с голыми стенами, лишь небольшая часть которых закрыта ковром. После нескольких минут ожидания дверь полуотворяется: „Войдите, господа…“

Мы проходим несколько метров по полутемному коридору и входим в большую, обильно освещенную широкими окнами комнату, служившую, по-видимому, прежде классом. На стене еще остались две черные доски, на которых сейчас приколоты карты обоих театров войны. В углу стол с бумагами и книгами и простая чугунная печка.

Генерал Жоффр здесь совершенно один. Он делает несколько шагов навстречу нам: